Во дворе ждала Мила Руткевич с промасленным пакетом.
  — Перерыв на обед, — сказала Юлька. — Ничего не нашли?
  — Ничего, — сказала Алиса. — В этот подъезд они все вошли, и никто из него не вышел. Не представляю, что делать.
  — Пошли на скамеечку, — сказала Катя. — Ум хорошо, а десять лучше. Перекусим и что-нибудь придумаем.
  — Обязательно придумаем, — сказал Фима Королёв. — Во мне уже формируются кое-какие идеи.
  — Я знаю, — сказал Садовский. — Я уже научился читать мысли без миелофона. В голове у Королёва формируется идея космических полётов на воздушных шарах.
  — Отстань! — сказал Фима. — С тобой совершенно невозможно серьёзно разговаривать!
  — А я с тобой и не намерен серьёзно разговаривать, — сказал Садовский. — Если с тобой серьезно разговаривать, можно лопнуть от смеха.
  Мила раздала бутерброды и половинки огурцов.
  Тут, ко всеобщему удивлению, пришла и Лариса. Она шла, широко зевая, и тащила целую корзинку съестных припасов.
  — Умираю, спать хочу! — сказала она. — Я даже по дороге на ходу спала.
  — Лариса, ты великий человек, — сказал Коля Сулима.
  — Ты так серьёзно думаешь? — спросила Лариса. — Мне очень приятно.
  Сулима ей нравился, потому что был серьёзный, играл в шахматы и носил очки.
  — Он так не думает, — сказал Фима. — И если мне не веришь, возьми миелофон и послушай его мысли.
  — В жизни не слушала чужих мыслей. И не буду.
  — Почему? — спросила Юлька, распаковывая ее корзинку.
  — А вдруг в мыслях неприличное слово встретится?
  — Где же ты набрала столько продовольствия? — спросила Юлька.
  — Это мне бабушка дала, — сказала Лариса. — Я ей объяснила.
  — Что ты ей объяснила? — испугалась Катя Михайлова.
  — Я ей ничего лишнего не сказала, — ответила Лариса. — Я только сказала, что к нам приехала одна девочка из будущего и она проголодалась.
  — А бабушка? — спросила Катя.
  — А бабушка ахнула и сказала: «Ой, такой путь — и ничего не поесть!» Вот мы с ней и опустошили холодильник.
  Пока ребята ели, Алиса прислушивалась к мыслям двух женщин, которые остановились посреди двора и обсуждали плохое поведение какого-то Ивана Петровича, который играет по ночам на аккордеоне и не дает никому спать. Алиса слушала их мысли, потому что надеялась, что они могли видеть пиратов или Колю.
  Вдруг Алиса поднялась, спрятала проводок в сумку, подошла к женщинам, и ребята услышали, как она сказала:
  — Вы правильно беспокоитесь о вашей девочке. Она уже полчаса плачет горючими слезами, потому что думает, что вы никогда уже не вернетесь. Она плачет, а вы тут обсуждаете поведение какого-то Ивана Петровича!
  Сказав так, Алиса вернулась к скамейке, а женщины удивленно смотрели ей вслед. Потом одна из них сказала:
  — Я и в самом деле заболталась. — И скрылась в подъезде.
  Вторая посмотрела на Алису подозрительно и сказала:
  — Какая невоспитанная девочка!
  — Ты ей про какую девочку сказала? — спросила Юлька.
  — Её дочка дома сидит и думает, что мама никогда не вернется. А мама совсем о ней забыла. Пришлось напомнить.
  — Попробуй пирога, — сказала Лариса. — Моя бабушка велела обязательно тебя угостить. Она сказала, что таких у вас не делают, потому что она унесет свой секрет с собой в могилу.
  — А пускай она тебя научит, — сказала Юлька.
  — Меня не научишь, — вздохнула Лариса. — Я совершенно неспособная к домашнему хозяйству.
  Алиса жевала пирог и думала, что же делать дальше. Время идет, уже скоро двенадцать.
  — Что будем делать? — без миелофона угадала её мысли Юлька.
  — Ясно что. — Фима жевал торт, и у него получились большие розовые усы на красных щеках. — Сейчас передохнем и пойдем дальше.
  — Куда идти? — сказала Алиса. — Мы весь подъезд обошли.
  — По другим домам пойдем, — сказал Фима. — Если ты устанешь, я тебя подменю.
  — Зачем ходить по другим домам? — удивилась Алиса. — Ведь они отсюда не выходили.
  — Постой, — сказал Садовский. — А ты уверена, что у них нет шапки-невидимки?
  — Нет, — сказала Алиса, — это антинаучно.
  — А почему ты так уверена, Алиса, что они не выходили из подъезда? — спросила Мила Руткевич. — А вдруг тот человек соврал?
  Сулима поднялся со скамейки и сказал:
  — У нас есть два варианта. Первый — обойти с миелофоном все дома в этом дворе.
  — А второй вариант? — спросила Алиса.
  — А второй вариант — найти того человека, который сказал, что не видел пиратов, и проверить его мысли.
  — Гениально! — сказала Лариса. — Даже не нужно читать мысли. Мне достаточно посмотреть человеку в глаза, и я сразу вижу, лжет он или говорит правду.
  — И всё-таки надежней с миелофоном, — сказал Сулима. — Ты не помнишь, Алиса, куда он исчез?
  — Я не заметила. Наверно, сюда. — И Алиса показала на дверь небольшого жёлтого трёхэтажного дома.
  И бывают же такие совпадения: в этот момент дверь открылась, и в ней показался полный, гладкий мужчина в замшевом пиджаке, замшевых брюках и замшевых ботинках.
  — Это он, — прошептала Алиса, шаря рукой в сумке, чтобы найти наушничек.
  Увидев Алису, человек непроизвольно сделал шаг назад. Он испугался.
  Человек, наверно, целую минуту стоял в дверях, делая вид, что вспоминает, не забыл ли дома ключи. Но ключи были на месте. Затем он достал из кармана бумажник и заглянул в него.
  Алиса принимала его мысли:
  «Зачем эта проклятая девчонка здесь? И еще других привела. Что, не поверила, что ли? Неужели подозревает? Но что же я мог поделать? Я же не хочу ни во что вмешиваться. Это их дела — наверно, все они хороши, преступники... Попытаюсь прорваться. Главное — чтобы никто не подумал, что я чего-то опасаюсь...»
  И Пётр Ишутин, человек в замше, решительно пошел через двор к воротам.
  — Он что-то знает, — сказала быстро Алиса. — Но скрывает.
  — Я заговорю с ним, — сказал Фима, вскакивая со скамейки.
  — У меня лучше получится, — сказал Садовский. — Это я гарантирую. А ты доедай пирог.
  Садовский в несколько шагов догнал Петра Ишутина, встал у него на дороге и спросил громко, так, что все ребята слышали:
  — Скажите, вы будете Наполеон Бонапарт?
  — Что? — спросил Пётр Ишутин. — Что такое? Какой Наполеон?..
  А в его голове неслись мысли, которые отлично слышала Алиса:
  «Наверно, намекает. Тот тоже был под Наполеона одет. Только ничем себя не выдать... Вот попал меж двух огней! И от этих пощады не будет и от тех... В милицию, что ли, бежать... Но что я скажу в милиции?»
  — Если вы Наполеон, — сказал Садовский, который был величайшим мастером говорить чепуху с серьезным видом, — значит, вас в любой момент могут подстрелить. Разве вы не знаете, что сезон охоты на Наполеонов уже открыт? А ваша шкура будет замечательным украшением моей гостиной. Разрешите пощупать? А рога вы забыли дома?
  Садовский протянул руку, чтобы пощупать оленью замшу.
  Ишутин в страхе отпрыгнул в сторону. Он забыл, что втрое сильнее Садовского. Его мысли неслись наперегонки:
  «Намекает, что мне живым отсюда не уйти. Закричать? Наверно, лучше всего закричать — сейчас день, кто-нибудь дома, меня спасут. Но сказать тоже нельзя. Тот, наверно, смотрит за мной из окна и, как только я скажу, тут же меня укокошит...»
  Услышав это, Алиса поднялась со скамейки и пошла к воротам. По дороге она сказала Садовскому:
  — Дай ему пройти.
  — Правильно, это хулиганство, — сказал Ишутин, спеша к воротам.
  Коля дорогу ему уступил, но не отстал, а шел в трёх шагах сзади и задумчиво бубнил:
  — Скрытность еще никогда не доводила до добра. Мой дедушка, когда собирался охотиться на Наполеонов, всегда брал с собой ведро с керосином. Он брызгал керосином Наполеону на хвост, и тот тут же сдавался в плен. Но однажды он решил полить керосином тигра...
  Ишутин почти бегом влетел под арку ворот, но тут эта противная девчонка преградила ему путь и сказала тихо, словно по секрету:
  — Теперь вас из окна не видно. И вы можете сказать всю правду.
  — Откуда ты знаешь? — сказал Ишутин, и у него подкосились ноги, пришлось опереться спиной о стену.
  — Они поймали мальчика? — спросила Алиса.
  — Не знаю, не видел... — почти кричал Ишутин.
  Алиса одним ухом слушала его вопли, но в другом звучали мысли замшевого человека, который никогда ни во что не вмешивается: «Конечно, они его поймали. Они его несли совершенно бесчувственного...»
  Ишутин нашел в себе силы оттолкнуть Алису и выбежать на улицу. Он спешил подальше от этого страшного дома и думал:
  «Никогда не вернусь! Сегодня же сяду в поезд — и в любую сторону, хоть в Магадан...»
  Коля Садовский обогнал Ишутина и снова загородил ему дорогу.
  — Мы же не договорили, — заявил он. — Самое интересное впереди.
  Ишутину пришлось затормозить.
  — Куда они понесли бесчувственного мальчика? — спросила Алиса.
  «Ведьма! — думал Ишутин. — Еще издевается! Всё знает и издевается. Знает же, что понесли его в заколоченный дом посреди двора».
  — Все, — сказала Алиса Садовскому. — Отпускай. Он нам больше не нужен. Они унесли Колю в заколоченный дом посреди двора.
  — Ты что, мысли читаешь? — спросил Ишутин с облегчением. Хорошо, что отпустили. Могло и хуже кончиться.
  — Стыдно вам! — сказала Алиса. — У вас на глазах два здоровых мужика тащат мальчика, а вы от страха пытаетесь скрыть это преступление.
  — Я не хотел скрывать, но меня попросили. А может, у них есть право мальчиков носить?
  — Вы подлец, — сказал Коля Садовский вполне серьезно, — и не смейте возражать. И я с вами еще встречусь. Вам от меня никуда не деться.
  И тогда Ишутин вдруг припустил по улице. Лишь фалды его замшевого пиджака развевались, будто сзади за Ишутиным гнались два гуся. Алиса слышала его удаляющиеся сбивчивые мысли: