И Коля послушно подвинул коня.
  Гроссмейстер задумался. Но не стал двигать вперёд ладью, как решил за него Наумов, а отступил королём.
  Теперь уже почти все зрители столпились за Колиной спиной и напирали ему на спину, так что Эдуарду пришлось вмешаться и сказать:
  — Ребята, не мешайте играть. Вы же опрокинете стол.
  Все так переживали за Колю, что, кроме Юльки, никто не обратил внимания на то, как долго стоял гроссмейстер у Алисиной доски, потом вздохнул и сказал задумчиво самому себе:
  — Нет, этой жертвы я не приму.
  Двинул вперёд пешку и перешел к оставшейся на конце стола доске. Но с полпути вернулся, ещё раз взглянул на Алисину доску, покачал головой.
  Алиса ответила на ход пешки и стала смотреть, что собирается делать Коля с помощью советчиков, которые его дружно сбивали с толку, хотя Эдуард требовал, чтобы не подсказывали.
  — Ферзём, ферзём! — шептали, шипели, говорили, даже кричали за его спиной.
  — Слоном! — настаивали другие.
  Вот-вот могла начаться потасовка.
  Коля в полной рассеянности взглянул на Алису. Она на его доску не смотрела. Одними губами сказала:
  — Пешкой на аш-4.
  И когда гроссмейстер подошел, Коля двинул пешку на аш-4.
  Гроссмейстер обрадовался за Колю.
  — Молодец! — сказал он. — Этого хода я боялся.
  Но, видно, раз боялся, заранее придумал ответ.
  — Шах, — сказал он.
  — Ой! — раздалось в толпе болельщиков.
  Коля схватился за голову.
  — Я же говорил, — сказал Боря. — Я же предупреждал!
  Тем временем гроссмейстер вернулся к Алисе, и там положение ему совсем не понравилось.
  — Да, — сказал он, — я увлекся.
  Юлька потянула за рукав Колю Наумова.
  — Ты только погляди! — прошептала она.
  — А что? — Коля и смотреть не хотел.
  — Погляди же!
  Наконец гроссмейстер прошел в тот конец стола, поставил мат очкастому десятикласснику.
Теперь у него оставалось только два противника. Эдуард Петрович встал напротив Алисы, оценил позицию, покачал головой и сказал Юльке Грибковой заговорщическим голосом:
  — Надо, чтобы она осталась у нас в школе. Если ты патриот, ты этого, Грибкова, добьешься.
  Тогда Юлька поняла, что Алиса может выиграть у самого гроссмейстера.
  — Я бы сама мечтала, — сказала она физкультурнику.
  А Алиса смотрела на доску Коли Сулимы и никак не могла придумать, как одолеть гроссмейстера. Получалось, что гроссмейстер навяжет Коле обмен ферзей, а потом добьётся вечного шаха. Получится ничья.
  — Сдаваться? — спросил Коля Алису.
  — Ты с ума сошёл!
  В этот момент подошёл гроссмейстер.
  — Каково ваше решение? — спросил он у Сулимы.
  — Можно я еще подумаю? — спросил Сулима.
  — Думайте.
  Гроссмейстер вернулся к Алисе.
  — Так, — сказал он, увидев её ход. — Что ж, спасибо. Мне урок за самоуверенность. Сдаюсь.
   — Он пожал Алисе руку.
  Алиса встала и сказала:
  — Вам спасибо. На вашем месте я из тридцати партий десять бы проиграла. Это же тяжёлый труд — держать в голове столько позиций.
  — Нет, вы не правы, — сказал гроссмейстер. — Я держал в голове только три-четыре
позиции. Остальные не вызывали у меня опасений.
  Они повернулись к Коле Сулиме.
  Он ещё думал.
  Кроме Юльки и Эдуарда Петровича, никто не заметил, что гроссмейстер проиграл Алисе.
  Все уставились на доску Коли Сулимы.
  Коля три раза тянул руку к своему королю, всё никак не мог решить, куда его отвести, хотя
это уже не играло роли.
  Гроссмейстер двинул вперед своего ферзя.
  — Шах.
  — И вилка на твоего ферзя, — сказала Мила Руткевич вслух, хотя и без неё всем это было
ясно.
  Коля взглянул в отчаянии на соседний стул, где должна была сидеть Алиса, но там её не
было.
  — Ешь королеву, — сказал Наумов, который играл плохо и поэтому называл все фигуры
по-любительски.
  — Не «ешь королеву», а «возьми ферзя», — поправила его Мила.
  Коля в полной тишине поставил своего ферзя на место гроссмейстерского, и тот тут же
объявил ему вечный шах ладьёй и конём. Три раза они повторили ходы.
  — Ничья! — объявил Эдуард Петрович.
  — Ничья! — закричали болельщики. — Ничья! Ура!
  — Сулима с гроссмейстером вничью сыграл!
  — Минуту внимания! — сказал Эдуард Петрович. — Разрешите от вашего имени поблагодарить Владимира Аркадьевича за то, что он не пожалел своего времени, приехал к нам и провел этот сеанс.
  Все захлопали в ладоши.
  — Общий счет сеанса, — продолжал Эдуард Петрович, — двадцать восемь с половиной на полтора в пользу гроссмейстера.
  Все так и ахнули.
  — А кто же еще вничью сыграл? — спросила Мила Руткевич. — Это, наверно, ошибка.
  — Никакой ошибки, — сказал гроссмейстер. — Я тоже благодарен вам, ребята. Некоторые из моих сегодняшних соперников показали себя настоящими бойцами. Я даже думаю, что если бы мой последний соперник, с которым мы сыграли вничью, был немножко решительнее и меньше слушался своих болельщиков, он мог бы выиграть у меня, как и та девочка...
  — Какая девочка? — спросила Мила Руткевич.
  Гроссмейстер стал искать глазами Алису.
  — Так это же Алиса Селезнёва! — не выдержала Юлька. — Она выиграла у гроссмейстера!
  — Где Алиса? Какая Алиса?
  Ребята из других классов Алису еще не знали, и поднялась суета, и громче всех был слышен голос Бори Мессерера:
  — Я же вам говорил, что она супергерла! Моё открытие! Я её первый нарисовал!