Шестому классу «Б» в то утро не хотелось трудиться из-за хорошей весенней погоды. На клумбах у школы вылезла молодая трава, асфальт высох и уже был исчерчен малышами на «классики», почки раскрывались, и от них пахло свежестью и хорошим настроением.
  Фима Королёв поймал двух божьих коровок и устроил на подоконнике гонки на приз стенгазеты «Наш класс». Одна божья коровка была чёрная с жёлтыми точками, вторая — красная с чёрными. Они всё время расправляли крылья, собирались улететь, и Фима прижимал крылья карандашом, потому что, по правилам гонок, божьи коровки должны были бегать.
  Ребята разделились на жёлтых и красных болельщиков и сильно шумели. Когда вошли Юлька с Алисой, их увидели, правда, только Катя Михайлова и Мила Руткевич. Мила, принципиальная отличница, перечитывала домашнее чтение по английскому, а Катя Михайлова, которая будет теннисисткой, читала книгу о кубке Дэвиса.
  — Девочки, познакомьтесь, — сказала Юлька, — это моя подруга Алиса, мы вместе в больнице лежали.
  — Очень приятно, — сказала Руткевич.
  Катя Михайлова, которая к тому же и староста класса, спросила Алису:
  — Ты у нас будешь учиться или просто так пришла?
  — Пока поучусь.
  — А тебя в журнал внесли?
  — Не знаю, — сказала Алиса.
  — А как твоя фамилия?
  — Алиса Селезнёва.
  — Селезнёва, — спросила Катя Михайлова, — ты каким видом спорта заниматься будешь?
  — Не знаю, — сказала Алиса.
  — Отстаньте от неё, — сказала Мила Руткевич. — Человек только что из больницы. Ты бы еще на неё и общественные нагрузки взвалила!
  — Ты ничего не понимаешь, — сказала Катя. — И честь класса тебе не дорога. Ты сама её не защищаешь.
  — Я хорошо учусь, этим и защищаю, — сказала Мила.
  — Они всегда из-за этого ссорятся, — сказала Юлька.
  — Ты в волейбол играть умеешь? — спросила Катя.
  — В детстве немного играла.
  — Эй, ребята! — раздался дикий крик Бори Мессерера, который случайно обернулся и увидел, кто пришел. — Юлька Грибкова вернулась без существенных частей тела!
  — Остряк-самоучка, — сказала Юлька.
  — Он завидует, — сказала Мила Руткевич, отбрасывая назад тяжелую черную косу.
  Катя Михайлова подозревала, что Мила потому не занимается спортом, что боится запутаться в собственных волосах.
  Все сразу забыли о божьих коровках, окружили Юльку.
  — А это что за номер? — спросил Борис Мессерер, глядя на Алису. — Вы, девушка, из Швеции по культурному обмену?
  — Это Алиса Селезнёва, — сказала Юлька. — Моя подруга и даже родственница. Она пока что будет у нас учиться.
  — Ребята! — воскликнул Борис. — Вы слышали? Алиса будет у нас в гостях!
  Фима Королёв уже собрал своих божьих коровок в спичечный коробок, выпрямился, узнал Алису и сказал самым спокойным голосом:
  — Привет, Алиса. Я без тебя
немного соскучился.
  — Здравствуй, Фима, — сказала Алиса.
  — Вы знакомы? — У Юльки чуть глаза на лоб не вылезли.
  Остальные тоже удивились.
  — Я до некоторой степени её спаситель, — сказал Фима.
  Алиса нахмурилась, чтобы он промолчал, но Фима не понял знака.
  — Я ей помог бежать в одной пижаме из сумасшедшего дома. Через забор. За нами гнались восемь санитаров со смирительной рубашкой и один профессор.
  — Эх ты! — сказала Алиса и отвернулась от него.
  — Трепло! — сказала Юлька.
  — Я не шучу, — возмутился Фимка. — Колька Сулима может подтвердить. Там еще англичане были... А вот и Сулима. Сулима, ты Алису узнаешь?
  Сулима стоял в дверях.
  — Привет! — Он подошел к своему столу, положил портфель, потом сказал: — Здравствуй, Алиса. Здравствуй, Юлька. Я ещё позавчера подумал, что ты к Грибковым идешь.
  — Сулима, — вмешался Фима Королёв, — подтверди, что Алиса из сумасшедшего дома
сбежала.
  — И не подумаю, — сказал Сулима.
  — Спасибо, — сказала Алиса.
  — Не за что. Зачем же меня благодарить, если я сказал, что считал нужным. Хорошо, что ты будешь у нас учиться.
  Фима был так расстроен предательством друга, что его красные щеки стали малиновыми.
  Благородная Катя Михайлова сказала ему:
  — Ты низкий человек, Ефим, я давно это за тобой замечала.
  Юлька наклонилась к Алисе и прошептала на ухо:
  — Значит, ты с одним Колей уже знакома?
  — Я и сама не знала, — сказала Алиса.
  Она села рядом с Катей Михайловой на свободное место.
  — Тебя, наверно, спрашивать не будут, — сказала Катя. — У тебя и учебника нет.
  Ребята со всех сторон смотрели на Алису. Всегда интересно, если в классе новый человек, а тут еще странное заявление Фимы Королева, вообще-то трепача и выдумщика, но не до такой же степени, чтобы просто так сказать про новенькую, что она сбежала из сумасшедшего дома.
  Зазвенел звонок, и сразу вошла Алла Сергеевна, англичанка, которая была и классной руководительницей. Она положила журнал на стол и сказала:
  — С сегодняшнего дня в классе будет заниматься Алиса Селезнева. Где Алиса?
  Алиса встала.
  — Я надеюсь, что вы уже познакомились?
  — Фима Королёв с ней еще позавчера познакомился, — сказал Боря Мессерер. — При драматических обстоятельствах.
  — Выяснение этих проблем мы оставим на свободное время, а сейчас перейдём к уроку.
  На дом задавали длинный текст о Лондоне с массой новых слов, и Алла Сергеевна сразу вызвала Фиму Королёва. А у Фимы голова была занята совсем другим, он начал читать, на второй фразе завяз, засох и завертел головой, надеясь услышать чью-нибудь подсказку. Но подсказывать было некому. Мила Руткевич не подсказывала принципиально. Юлька была на Фиму зла, а другие, которые могли бы подсказать, еще не включились в урок — смотрели в окно, где летали скворцы, раскрывали книжки, глазели на Алису, думали о своих делах...
  — Ну что же, Королёв? — спросила Алла Сергеевна ангельским голосом. — География Лондона вам мало знакома?
  Сказала она это, разумеется, по-английски, и Королев, который все внимание ухлопал на то, чтобы услышать подсказку, ничего не понял и сказал «да». Он вообще считал, что с учителями лучше всего сразу соглашаться.
  — Кто поможет Королёву? — спросила Алла Сергеевна.
  Мила Руткевич, разумеется, подняла руку, потому что она всегда и всё знала. Она была из таких отличниц, про которых говорят, что они с первого класса нацелены на золотую медаль. И учителям даже неудобно было ей ставить четверки. Её вызывали реже всех в классе — что вызывать, если она и так всё знает. Иногда учителя приберегали Милу на закуску: вот, например, попадется трудная задача или формула, никто не знает, тогда можно сказать: «Руткевич» — и Руткевич тут как тут. А если уж Руткевич не ответила, значит, можно никого и не спрашивать. Вот и сейчас — Руткевич подняла руку, но Алла её вызывать не стала, а спросила:
  — Ну, а ещё кто-нибудь?
  Алиса в это время сидела и читала текст без словаря, будто для собственного удовольствия, хотя, как известно, тексты в учебнике ни один человек не читает для собственного удовольствия.
  — Садовский, — сказала Алла, — ты сегодня задумчивый. Может, расскажешь нам о Лондоне?
  — Нет, — сказал, поднимаясь, высокий темно-рыжий парень с белым веснушчатым лицом.
  Был он не то чтобы толстый, но и не тонкий, скорее мягкий. Его голубые глаза были окружены рыжими густыми ресницами. И говорил он серьёзно и медленно — казалось, что он всегда секретничает, даже когда отвечает домашнее задание.
  — Нет, — повторил он печально. — Я не смогу ответить. Это совершенно исключено.
  — Постарайся выразить свою мысль по-английски, — попросила Алла, которая давно уже знала все штучки Садовского.
  — Это он? — спросила Юлька, которая сидела за Катей Михайловой.
  Алиса, не оборачиваясь, отрицательно покачала головой. Такого рыжего человека вряд ли нужно искать. Если бы он забирался в будущее, и пираты, и Алиса отыскали бы его в два счета.
  — Я по-английски не смогу, — сказал еще более печально Садовский. — Я не выспался.
  — Почему?
  — Я провел ночь в милиции, — сказал Садовский. — Я был арестован, и за дело.
  — Что же ты натворил?
  — Как всегда, — сказал Садовский, — я заботился о людях. Этого не поняли.
  — Конкретнее, — сказала Алла. И нахмурилась.
  — Я пожалел тех, кто гуляет парочками по лесу в Сокольниках. Им не на чем посидеть. Все скамейки стоят на нашем бульваре.
  — Очень похвально, — сказала Алла. — Садись.
  — Сейчас, только доскажу, а то вы меня неправильно поймете. Как и милиция. Я решил посвятить ночь заботе о людях. Я носил скамейки с Гоголевского бульвара в ближайшие леса. Я успел перенести девяносто три скамейки. И когда я, чтобы ускорить дело, взял сразу две скамейки, меня остановил на Смоленской площади милиционер и отвел в милицию. Остаток ночи я переносил скамейки обратно. Это очень трудно. Каждая скамейка весит около ста двадцати килограммов.
  Алла покорно выслушала все и сказала:
— Вот что, Садовский. Если ты мне эту трогательную историю сможешь пересказать, хотя бы вкратце, по-английски, ты спасён. Если нет — получаешь двойку. Подумай.
  Садовский думал целую минуту. Потом вздохнул и сел.
  — Отказываешься? — спросила Алла, отыскивая в журнале его фамилию.
  — Я забыл, как по-английски скамейка... И ещё несколько слов.
  Люди, которые не знали Колю Садовского, могли бы подумать при встрече с ним, что он лгун. Ничего подобного. Просто у Садовского было странное воображение. Оно его уносило в фантастические дали, и он сам не знал, где правда, а где ложь. Воображение часто ставило его в дурацкое положение, а порой приводило к неприятностям. И учился он так себе, хотя мог учиться неплохо. Иногда ему казалось, что он все уроки уже сделал на неделю вперёд, хотя в самом деле такого с ним ни разу не случилось.
  Нет, подумала Алиса, он в будущем не был. И не только потому, что он был рыжим. Он бы, наверно, решил, что будущее ему только приснилось, и всем бы рассказал о нем.
  Следующей своей жертвой Алла Сергеевна выбрала Катю Михайлову. Катя хорошо учится, но на этот раз её мысли были заняты кубком Дэвиса по теннису, и она отвечала вяло, кое-как, а когда Алла перебила ее и спросила, что же представляет лондонский Тауэр,
  Катя сказала:
  — Тауэр — это башня.
  — Какая башня? — спросила Алла.
  Катя пожала плечами. Не все ли равно, какая там башня!
  — Кто дополнит? — спросила Алла.
  — Тауэр — это замок, — сказала Алиса, не поднимаясь с места.
  Она сказала это по-английски, и все удивились, потому что никто не ожидал, что новенькая станет отвечать.
  — Встань, когда отвечаешь, — сказала Алла.
  — Что? — Алиса не поняла.
  — А разве у вас в школе не встают, когда отвечают урок? — спросила Алла.
  — Нет, — сказала Алиса, — у нас не встают.
  В классе засмеялись, но Алла сделала вид, что её это не касается, и сказала:
  — Тем не менее встань.
  Алиса встала и стала рассказывать по-английски про замок Тауэр, в котором раньше жили английские короли, и про реку Темзу, которая течет у этого замка.
  — Ой, — прошептала Юлька своей соседке Кате Михайловой, — она по-английски лучше говорит, чем Алла!
  — Очень хорошо, — сказала Алла, когда Алиса кончила говорить. — Селезнёва может служить вам примером. Ты, Алиса, изучала английский язык вне школы?
  — Да, — сказала Алиса. — Языки я изучала до школы.
  — Ты знаешь и другие языки?
  — Я не очень способная, — сказала Алиса. — Я знаю только восемь языков.
  — Какие? — спросила Алла.
  В классе стояла гробовая тишина. Смысл разговора был ясен всем, даже самым отстающим.
  — Немецкий, финский, чешский, французский, хинди, китайский... японский и... и ещё один.
  — Ух ты! — сказал Фима Королев. — Скажи нам что-нибудь по-японски.
  Все зашумели, стали просить Алису... только одна Мила Руткевич была недовольна, потому что в этот момент она перестала быть первой ученицей в классе, а это неприятно.
  — Садись, Селезнёва, — сказала Алла, будто ничего не произошло.
  — Проверьте ее, проверьте! — сказал Коля Садовский.
  — Садовский, тебя мы сегодня уже слышали, — сказала Алла. — Теперь дай выступить другим.
  Она вызвала Милу Руткевич, а к Алисе пришли две записки.
  Первая была от Бори Мессерера.
  В ней было написано: «Вы бывали в Англии, мадам?»
  Вторую написала Лариса Троепольская, которая к языкам была неспособная, зато у нее были большие голубые глаза. Учителя и родители утешали себя тем, что с такими красивыми глазами Лариса и без образования как-нибудь не пропадет.
  «Алиса, — было написано в записке. — Я очень хотела бы с вами познакомиться и дружить. Мы могли бы вместе заниматься по разным предметам. Ответьте мне на перемене. Лариса».
  На перемене Боря Мессерер первым подошел к Алисе и сказал:
  — Про Лондон это я писал.
  Боря Мессерер был маленький, курчавый, напористый. Он хотел стать художником и на всех рисовал карикатуры, правда не очень похожие.
  — Ну и что? — спросила Алиса. Ей было некогда.
  — Ты бывала в Лондоне или нет?
  — Конечно, бывала.
  — Я так и думал, — сказал Боря. — Вот тебе мой рисунок.
  На карикатуре была нарисована Алиса с крылышками, над башнями. Совсем не похоже.
  — Это ты в Лондоне, — сказал Боря.
  — Спасибо, — сказала Алиса.
  Подошла Лариса, взмахнула ресницами по полметра длиной и сказала:
  — Вы не против со мной дружить?
  Но Ларису оттеснил Фима Королёв.
  — Алиса, — сказал он на правах старого друга, — ты после школы что делаешь? Мы в кино собрались...
  — Мне не хочется с тобой в кино идти.
  — Слушай, не обижайся, я же пошутил.
  Тут Алиса увидела Юльку.
  — Ты куда задевалась? — спросила она.
  — Я тобой недовольна, — сказала Юлька, отводя ее в сторону.
  — Почему?
  — Ты себя выдаешь. Зачем с языками вылезла? Теперь вся школа будет говорить.
  — Нет, Юлька, — сказала Алиса, — я не согласна. Я считаю, если можно не врать, то лучше не врать. Я уже так завралась, на три года вперед норму перевыполнила.
  — Как знаешь. Ну, что скажешь?
  — Я только двоих пока знаю. Сулиму и Садовского.
  — И как твое мнение?
  — Я не думаю, что это Сулима, — сказала Алиса. — Он очень скромный и вообще вряд ли стал бы бегать за пиратами.
  — Я тоже на него не думаю, — сказала Юлька. — А вот Садовский — это фрукт. Он что хочешь может натворить.
  — Но он рыжий. Покажи мне Наумова.
  — Ага, вот он идет. Позвать?
  — Позови. Он все равно меня уже видел.
  — Наумов! — позвала Юля. — Подойди сюда.
  Наумов был самый обыкновенный парень, немного курносый, среднего роста, худой, но довольно крепкий. Алиса посмотрела на него в упор.
  — Чего вам? — спросил он.
  — Я хотела тебя познакомить с моей подругой. Ты раньше с ней не встречался?
  Коля Наумов пожал плечами:
  — Где я мог встречаться? Больше вопросов нет?
  — Вопросов нет, — сказала Юлька.
  — Тогда у меня вопрос, — сказал он. — Катя Михайлова говорила, что сегодня волейбол. Не забудьте, ясно?
  Когда он отошёл, Юлька спросила:
  — Ну, он? Как ты думаешь?
  — Может, и он, — сказала Алиса. — Но видишь, он не признаётся, что меня знает.
  — На следующей перемене, — сказала Юля, — спросишь остальных. Зачем время терять?
  Так Алиса и сделала.
  Между вторым и третьим уроком она подошла к Коле Сулиме и спросила его:
  — Коля, а мы раньше нигде не встречались? Мне твое лицо знакомо.
  Коля заложил пальцем страницу учебника шахматных дебютов, посмотрел внимательно на Алису и ответил:
  — Ты ошибаешься. Мы с тобой впервые встретились позавчера. У меня хорошая зрительная память.
  А с Колей Садовским получилась совсем странная беседа. Он сам подошел к Юльке с Алисой после третьего урока и сказал, рассеянно глядя ей в переносицу:
  — Знаешь, что я думаю?
  — Что?
  — Я думаю, что ты к нам приехала из будущего, — сказал он. — У тебя есть машина времени, переделанная из велосипеда.
  Юлька ахнула. И поспешила сказать:
  — У Алисы нет велосипеда.
  — Я имею в виду трёхколесный, — сказал Садовский. — Ты же мне давала покататься позавчера.
  — Где? — спросила Юлька.
  Она была настороже. Хоть Садовский и выдумщик номер один, уж очень его выдумка была близка к правде.
  — Как где? — Коля посмотрел на Юльку, как будто не узнал, и объявил: — На Курильских островах. Где же ещё? Ну ладно, у меня дела. Меня могут спросить на следующем уроке, а я не знаю, что за урок.
  Садовский ушёл, а Юлька вцепилась Алисе в рукав.
  — Что делать? — прошептала она.
  — Ничего не делать. В следующий раз он скажет, что я прилетела с Луны, — сказала Алиса. — Теперь уж я ничего не понимаю.
  Зазвенел звонок, надо было идти на географию. Подошла Катя и сказала Юльке:
  — Грибкова, не забывай, мы сегодня с седьмым «А» играем.
  — Мне сегодня ещё нельзя, — сказала Юлька. — Шов разойдётся.
  — Ну, приходи поболеть. Не представляю, что будем делать!
  — Мы всё равно проиграем, — сказала Юлька. — Особенно женская команда.
 
 
 
 
Hosted by uCoz