ч2.гл2

Юлька делала вид, что читает, даже страницы переворачивала. Но спроси ее, о чем прочла,
не смогла бы ответить, но первой заговорить с Алисой не хотела. Прошел, наверно, целый
час, и вдруг Алиса спросила:

— Так ты в шестом классе учишься?
— Да, в шестом.
— А какая буква класса?
— «Б».
— Правильно, — сказала Алиса. — В шестом «Б». Это мне и нужно. Двадцать шестая школа?
— А ты как догадалась?
— Мне очень нужно, чтобы ты училась в двадцать шестой школе. Должно же мне повезти.
— Ничего удивительного, что я из двадцать шестой. И школа моя поблизости. И больница районная. Удивительней было бы, если бы я училась в Сокольниках. А зачем тебе наша школа?
— Мне школа не нужна. Мне нужен Коля из твоего класса. Как его фамилия? Где он живет?
— Какой Коля? Их у нас в классе три. Сулима, Садовский и Наумов.
— Как так — три? Я думала, один. Это все осложняет.
— Что осложняет? Ты не человек, а сплошная загадка! И не верю я, что ты память потеряла. Притворяешься ты, а зачем, не пойму.
— Мне нужно найти мальчика Колю, который учится в шестом классе «Б». Просто правда так невероятна, что не поверишь.
— Поверю.
— Я все расскажу. Не торопи меня. Но ты должна мне помочь найти Колю.
— Как я тебе помогу? Ведь ты не знаешь его фамилию. Если тебе от него что-то нужно, приходи к нам в класс и сама спроси.
— А я его никогда не видела.
— С ума сойти! Ну, спроси всех трех по очереди.
— А вдруг он не ответит? Вернее всего, не ответит.
Открылась дверь, и вошла Юлькина мама Наташа, которая почти каждый день приезжала после работы. Пришлось прекратить разговор. Юля даже огорчилась, что мать пришла не вовремя. Наташа принесла букет цветов, новые журналы, Юльке письмо из школы, от ребят из класса, а Алисе — целую пачку газет и коробку шоколадных конфет. Юльке конфет еще нельзя.
— Ты только не очень читай, тебе не велели, — сказала Наташа. — Все-таки сотрясение мозга, с этим шутить нельзя.
— Я не шучу, — сказала Алиса. — Большое спасибо.
— Я заглянула в киоск, — сказала Наташа, — и купила областных и республиканских газет. Знаешь, я подумала, что если ты жила не в Москве, то вдруг увидишь свою газету и вспомнишь...
— Нет, — сказала Алиса, — своей газеты я не увижу. Она совсем другая.
— А какая? — удивилась Наташа.
— Не помню.
Когда Наташа ушла и принесли ужин, Алиса сказала:
— У тебя мама совсем молодая и очень красивая.
— Знаю, — сказала Юлька. — Не ты одна так думаешь. А твоя мама старая?
— Нет, — сказала Алиса. — Не представляю, как ее обмануть, ну просто не представляю. Я вообще-то врать не люблю...
— А кто любит? — удивилась Юлька. — Но иногда приходится. Чтобы не огорчать. Ведь родители жутко за нас огорчаются.
Уже стемнело, заглядывал Алик Борисович, попрощался, но про кино не сказал. Потом заглянула Шурочка, тоже попрощалась и сказала:
— Ну это просто удивительно. Я так рада, девочки, так рада! Только никому ни слова.
— Клянемся! — сказали Алиса и Юлька.
Когда, Шурочка убежала, они расхохотались и долго не могли остановиться.
— У взрослых бывают тайны, о которых даже думать смешно, — сказала, смеясь, Юлька.
— У так называемых взрослых, — поправила ее Алиса. — Она всего лет на шесть-семь старше нас. Пустяки.

— Пустяки, — согласилась Юлька.
— Расскажи мне про свой класс, — сказала Алиса.
— А что рассказать?
— Как вы учитесь, часто ли ходите в школу, какие специальности у вас — все расскажи.
— Я даже не знаю, с чего начать. Ведь ты и так все знаешь.
— Я все забыла. Считай, что я ничего не знаю. Ровным счетом.
— Я не знаю, когда тебе верить, а когда нет.
— Честное слово, я почти ничего не знаю о твоей школе. Не знаю, как у вас учатся, как в
школу ходят...
— А сколько у нас классов, помнишь!
— Кажется, десять. Правильно?
— Видишь, вспомнила. А с каких лет в школу идут?
— С пяти?
— Ой, Алиса, с семи! Ты или великая притворщица, или на самом деле у тебя каша в
голове. Постой, а может, ты не только не из Москвы, а даже не из Советского Союза?
— Как ты себе это представляешь? — спросила Алиса строго.
— Ну, может быть, ты туристка, приехала из-за границы вместе с родителями и
потерялась.
— А разве я плохо по-русски говорю?
— Нет, хорошо.
— Совсем хорошо?
— Совсем.
— Спасибо. Значит, в школу идут только с семи лет? А что же до этого делают?
— В детский сад ходят, играют, пирожки из песка делают... Ну что малышам делать?
— Странно, — сказала Алиса. — В пять лет я уже... — И замолчала.
— Что ты в пять лет?

Кто-то шел по коридору, остановился за дверью, но не вошел, а как будто прислушивался
к разговору. Дверь была застекленная, матовая, и на ней был виден силуэт человека.
— Кто это может быть? — спросила Алиса.
— Мало ли кто! А тебе не все равно? Ты кого-нибудь ждешь?
— Нет.
— И все-таки я думаю, что ждешь. Я бы на твоем месте все время дрожала от ожидания.
Вдруг откроется дверь и войдет твоя мама?
— Не войдет, — вздохнула Алиса, — я здесь одна.
— Ну, а если войдет?
— Уж лучше бы не входила.
— Она с тобой плохо обращалась? Может, ты из дому нарочно убежала? Может быть, у
тебя не мама, а мачеха? Злая?
— Не говори чепуху, — ответила Алиса. — У меня чудесная, просто замечательная мама,
не хуже твоей.
— А вдруг она войдет, а ты ее не узнаешь? У тебя ведь амнезия.
— Может быть, — сказала Алиса и отвернулась к стене. Может быть, заснула, а может
быть, потихоньку плакала. Юля не могла сказать наверняка, хотя прислушивалась.